Приглашаем посетить сайт
КАРНАП
КАРНАП (Carnap), Рудольф (р. 18 мая 1891) - совр. амер. философ и логик, наиболее видный, наряду с М. Шликом, деятель Венского кружка неопозитивистов, затем один из лидеров направления т.н. "философии науки". Преподаватель философии в Венском ун-те (1926-31), проф. философии Германского ун-та в Праге (1931-35). В 1936 был приглашен для чтения лекций в США, где и остался после захвата Австрии и Чехословакии гитлеровской Германией. Проф. Чикагского (1936-52) и Калифорнийского (с 1954) ун-тов. Член Амер. АН, чл.-корр. Британской академии, член Ассоциации символической логики, Амер. ассоциации философии науки и др.
Логические взгляды. К. считает предметом "философии науки" анализ языка естеств.-науч. теорий с целью уточнения (экспликации, по К.) таких понятий, как истина, смысл, следование, аксиоматизируемость (все применительно к естеств.-науч. теориям), закон науки, науч. объяснение и предсказание, причинность, вероятность, подтверждение и опровержение гипотез и т.д., и на этой основе - исследование науч. рассуждения и структуры науч. знания. К. в духе лейбницевской традиции различает логич. истину (уточнением к-рой служит понятие истины в формализованных языках) и фактич. истину (уточнением к-рой служит понятие степени подтверждения в индуктивной логике). Критерием первой является выводимость по законам логики или непосредств. проверка с помощью семантич. правил, устанавливающих смысл применяемых терминов. При этом "законы логики" понимались К. первоначально в духе выдвинутого им т.н. "принципа терпимости", согласно к-рому в основу естеств.-науч. теории может быть положена любая логич. система, если только ее правила сформулированы содержательно и точно. (Впоследствии К. по существу отошел от этого принципа, признавая, что предпочтение одной логич. системе перед другой может быть отдано на основе оценки результатов их практич. применения). Критерием второй является сопоставление с фактами, сводящееся так или иначе к непосредств. наблюдению. Соответственно, смысл любого высказывания определяется его условием истинности, т.е. возможностью проверки (исчерпывающей либо частичной) его истинности. На этом пути К. считает принципиально возможным построить (на основе языка математики и физики) единый формализованный язык, на к-рый можно было бы перевести любую науч. теорию, выявляя тем самым ее структуру и отношение к др. теориям. Программа построения этого "унифицированного языка науки" и нек-рые результаты работы в этом направлении изложены в "Энциклопедии унифицированной науки" ("International enc. of unified science", изд. 1938-40), одним из редакторов и авторов к-рой был К.
В логич. эволюции К. выделяются три этапа. Первый этап (до нач. 30-х гг.) характеризуется активным участием в Венском кружке и в разработке идей логич. эмпиризма. Его взгляды в этот период, сформировавшиеся под сильным влиянием Витгенштейна, представляют собой своеобразное сочетание рассмотрения филос. проблем в духе традиц. эмпиризма с методами, присущими т.н. рационализму, причем использующему все достижения в развитии логики. Наиболее ярким примером вышеуказанного является его книга "Логическая конструкция мира" ("Der logische Aufbau der Welt", 1928), где, используя новые методы логики (логику отношений), К. пытался раскрыть логич. структуру ("конституционную систему") процесса создания картины мира у отд. познающей личности, исходящей от своих "непосредственных данных", т.е. восприятий. В ряде работ этого периода (особенно в "Очерке логистики" - "Abriss der Logistik", 1929) К. начинает применять аппарат математич. логики к анализу понятий и аксиоматизации отд. теорий в конкретных науках (арифметика, геометрия, физика и лингвистика). Начиная с 1934 К. уделяет осн. внимание разработке специально логич. вопросов. Второй период развития его идей можно назвать "синтаксическим" (до 1936). В 1934 в работе "Логический синтаксис языка" ("Logische Syntax der Sprache", англ. авториз. изд. 1937) К. обстоятельно рассматривает новейшие результаты в области логики, полученные после выхода труда "Principia of mathematica" (v. 1-3, 1910-1913) Б. Рассела и Α. Η. Уайтхеда. К. излагает теорему о неполноте К. Геделя, развивает теорию логич. синтаксиса, являющуюся частью "металогики"; строит логич. язык ("язык II"), представляющий собой язык расширенного исчисления предикатов с равенством и с правилом бесконечной индукции. "Язык II", помимо логич. символов, содержит также постоянные предикаты и функторы, и, по мнению К., в нем могут быть сформулированы не только все предложения классич. математики, но и все предложения теоретич. физики. Т. о., К. строит свой "язык II" как аппарат для логич. анализа языка науки. К. выдвигает тезис о том, что логика науки есть синтаксис языка науки. К. сводит на этом этапе развития своих филос. взглядов филос. анализ науки к анализу чисто синтаксич. связей между предложениями, понятиями и теориями, отрицая возможность науч. обсуждения вопросов, касающихся природы реальных объектов и их отношения к предложениям языка науки. К. также отстаивает тезис экстенсиональности, согласно к-рому язык науки является экстенсиональным, а всякое интенсиональное предложение может быть в него переведено.
В 1936-38 К. разрабатывает проблемы, связанные с построением унифицированного языка науки [в работе "Проверяемость и значение" ("Testability and meaning", 1936-37) он дает первый логич. анализ понятия диспозиции (см. Диспозициональный предикат) и рассматривает вслед за Поппером понятие степени подтверждения ]. В связи с этими исследованиями, а также под влиянием работ А. Тарского и Ч. Морриса К. приходит к выводу о недостаточности чисто синтаксич. подхода и о необходимости учитывать при анализе языка науки семантику, т.е. отношение между языком и описываемой им областью предметов ("Логическое основание единства науки" - "Logical foundations of the unity of science", 1938). Этим начинается третий, "семантический" период в творчестве К. Центр. пунктом исследований К. в области логич. семантики, изложенных в его "Исследованиях по семантике" ("Studies in semantics", 1942-47), является уточнение понятия значения (смысла) и связанных с ним понятий (синонимии, аналитичности и др.). При этом в качестве осн. метода К. использует построение искусств. интерпретированных языков (семантич. систем), в большей или меньшей степени приближающихся к естеств. языку, для к-рых и вводятся строгие определения семантич. понятий. В семантике К. (как и в его индуктивной логике) важнейшую роль играет понятие описания состояния, на основе к-рого вводятся два возможных уточнения понятия значения: экстенсионал (аналогичное "объему понятия" или "значению истинности высказывания") и интенсионал (аналогичное "содержанию понятия" или "смыслу высказывания"). На этом этапе он считает принципиально возможным уже не только перевод любого интенсионального выражения на экстенсиональный язык, но и обратно - перевод с экстенсионального языка на интенсиональный. Хотя конкретные решения логико-семантич. проблем, предложенные К. в упомянутых работах, подвергались (часто обоснованной) критике (Чёрч, Кемени, Куайн и др.), его осн. идеи оказали большое влияние на дальнейшее развитие логич. семантики. На основе своей семантич. теории он в 1945-50 строит индуктивную логику как логику вероятностную (см. Вероятностная логика), причем рассматривает индуктивную вероятность как чисто логич. понятие, т.е. как отношение между предложением-гипотезой и предложением о данных наблюдения. Индуктивная вероятность, по К., является степенью подтверждения гипотезы. Средствами индуктивной логики К. развивает формализованную теорию индуктивных выводов (и, в частности, выводов по аналогии). Дальнейшее развитие индуктивная логика получила в работах Дж. Кемени. В 1953 К. совместно с И. Бар-Хиллелом разрабатывает теорию семантич. информации на базе индуктивной логики. К. принадлежат также работы по семантич. интерпретации и квантификации модельной логики. В своих последних работах К. выдвигает идею формализации прагматики как отдела семиотики. Ряд результатов, полученных К., был использован в исследованиях по кибернетике (работы Мак-Каллока - Питса и Уорена).
И. Добронравов, Д. Лахути, В. Финн. Москва.
Ф и л о с о ф с к и е в з г л я д ы. Как философ К. прошел сложную эволюцию от неопозитивизма Венского кружка к т.н. "либеральному эмпиризму", представляющему собой противоречивое соединение прежнего позитивистского отрицания осмысленности учений об объективной реальности с материалистич. тенденцией. Последняя выразилась в признании независимости вещей и их свойств от логич. систем и зависимости семантич. свойств систем от отношений между вещами.
В период Венского кружка К. отстаивал и развивал главнейшие его принципы, а именно: сведение филос. проблем к вопросам синтаксиса языка (особенно в ст. "Преодоление метафизики посредством логического анализа языка" - "Die Überwindung der Methaphysik durch logische Analyse der Sprache", 1931); истолкование эмпирич. проверки (верификации) как сопоставления предложений с фрагментами "потока переживаний" (см. "Der logische Aufbau der Welt", В., 1928, S. 86), состоящих из ощущений, представлений и эмоций субъекта; конвенционализм как субъективистское истолкование "принципа терпимости" (см., напр., "Erkenntnis", Bd 3, 1932, S. 180) и физикализм в его лингвистич. интерпретации (полемика с О. Нейратом на страницах "Erkenntnis" в 1931-32).
"Конституционная система" картины мира у отд. субъекта, к-рую К. попытался построить в кн. "Логическая конструкция мира", привела К., вследствие непонимания им критерия практики, к субъективно-идеалистич. выводу, что "все физические предметы сводимы к психическим" ("Der logische Aufbau der Welt", S. 78) и что в методологич. отношении вполне приемлем "безличный" солипсизм: "Из cogito не следует sum; из "Я переживаю" не следует, что Я есть, но что есть переживание... "Я" есть класс первоначальных переживаний" (там же, S. 226). Недостижимость интерсубъективности в рамках "конституционной системы" толкнул К. к решению заменить феноменалистский язык языком о вещах: в пятой (философской) части книги "Логический синтаксис языка" (1934) на смену "методич. солипсизму" пришел т.н. "методич. материализм". ".... Нашу точку зрения называли часто „позитивистской"; если угодно, ее можно назвать также „материалистической"" ("Erkenntnis", Bd 2, 1931, S. 461-62). Последняя представляла собой на деле не более как лингвистич. учение о физикалистском языке как универсальном языке науки, позитивистский характер к-рого вновь подчеркивался тезисом о желательности замены содержательного ("материального") варианта физикалистского модуса речи формальным модусом, то есть совокупностью предложений, говорящих лишь о логико-синтаксич. отношениях между терминами. В этой связи критерием осмысленности филос. предложений К. счел их "переводимость в формальный модус" (см. "Logische Syntax der Sprache", W., 1934, S. 241).
Главное значение понятия "анализ языка", к-рым К. оперировал в этот период, заключалось в редукции предложений высоких уровней к предложениям низшего (эмпирического) уровня. Гносеология, аспект проблемы редукции предполагал ответы на вопросы о соотношении предложений низшего, уровня ("протокольных предложений") и фактов, о характере исходного базиса науки и об интерпретации физикализма. Все эти вопросы были разрешены К. сперва в плане лингвистич. конвенционализма, причем в неявной форме его концепция восприняла все метафизич. слабости логич. атомизма. В то же время исследования самого К. существенно помогли прояснению факта несостоятельности метафизич. претензий редукционизма и перенесению центра тяжести на гипотетико-дедуктивные модели строения науки, хотя инициаторами последних был не он, а Гемпель и Поппер. Вместе с тем они способствовали замене первоначальных принципов верификации, конвенционализма и физикализма "ослаблен-ными" их интерпретациями, что в плане эволюции взглядов самого К. до нек-рой степени означало поворот к действит. материализму. Последнее выразилось в отказе от отождествления истинности и проверяемости (а значит, в признании независимости главных гносеологич. предикатов от операций субъекта), в ограничении поля действия когерентной концепции истинности, то есть в отказе от трактовки истинности исключительно как взаимосогласованности предложений, а также в сомнении насчет осуществимости догматич. программы физикализма применительно не только к социальным, но и к естеств. наукам (это открыло путь полезным исследованиям проблемы диспозиц. предикатов). Однако шаг в сторону материализма оказался не свободен от двусмысленности, чем в значит, мере была затушевана объективная науч. значимость построений, а в особенности самих исканий К. как различных вариантов и этапов все более полного фиксирования средствами символич. логики особенностей структуры совр. теоретич. знания. Так, новая трактовка К. конвенционализма оказалась близкой к логич. прагматизму, а замена "позитивизма" "либеральным эмпиризмом" (см. "Testability and Meaning", 1936-37) означала, с т. зр. самого К., лишь замещение крайнего редукционизма "ослабленным" физикализмом: "Как сторонники эмпиризма мы требуем... чтобы описательные предикаты и, следовательно, синтетические предложения не принимались, пока не будет установлена их связь (но не более того! - Ред.) с возможными наблюдениями" (цит. по кн.: "Readings in the Philosophy of Science", p. 84). Позитивистское недоверие К. к материализму, как филос. теории, получило подтверждение в его статье "Эмпиризм, семантика и онтология" ("Empiricism, semantics and ontology", 1950, рус. пер. 1959), хотя в работе "Методологический характер научных понятий" ("The methodological character of theoretical concepts", 1956), где он отбросил многие, характерные для Венского кружка, упрощения в толковании критерия осмысленности (в применении уже к теоретич. терминам, а не к высказываниям), К. опять высказался в пользу существования "ненаблюдаемых сущностей". Непонимание диалектики процесса познания по сей день мешает К. выйти из противоречий эклектич. соединения позитивизма с тенденцией естеств.-науч. материализма, свойственных филос. мышлению К. на протяжении почти трех последних десятилетий.
Соч.: Der Raum, В., 1922; Physikalische Begriffsbildung, Karlsruhe, 1926; Scheinprobleme in der Philosophie. Das Fremdpsychische und der Realismusstreit, B. - Schlachtensee, 1928; Von Gott und Seele. Scheinfragen der Methaphysik und Theologie, W., 1929; Wissenschaftliche Weltauffassung. Der Wiener Kreis, W., 1929 (совм. с О. Neurath и Н. Hahn); Die physikalische Sprache als Universalsprache der Wissenschaft, "Erkenntnis", 1931, Bd 2; Psychologie in physikalischer Sprache, там же, 1932, Bd 3; Die Aufgabe der Wissenschaftslogik, Wien, 1934 (имеется библ.); Philosophy and logical syntax, L., 1935; Foundations of logic and mathematics, в кн.: International encyclopedia of unified science, Chi., [1939 ], v. 1, No 1; Studies in semantics, v. 1 - Introduction to semantic, Camb., 1942, v. 2 - Formalization of logic, Camb., 1943; Logical foundations of probability, [Chi., 1950 ]; Continuum of inductive methods, Chi., 1952; Semantic information, "Brit. J. Philos. Sci.", 1953, v. 4, No 14 (совм. с J. Bar-Hillel); Beobachtungssprache und theoretische Sprache, "Dialectica", 1958, v. 12, No 3-4; Introduction to symbolic logic and its applications, N. Y., 1958; Theoretische Begriffe der Wissenschaft. Eine logische und methodologische Untersuchung, "Z. Philos. Forschung", 1960, Bd 14, H. 4; в рус. пер.: Значение и необходимость, М., 1959.
Лит.: Нарский И. С., Современный позитивизм, М., 1961, гл. 1, [§ 2 ], гл. 3, [§ 5-6 ].
И. Нарский. Москва.