Приглашаем посетить сайт
Лакан Жак
Жак Лакан и структурализм в психоанализе
Бессознательное структурировано как язык
Против тенденции постфрейдистского психоанализа адаптировать индивида к существующему порядку выступил Жак Лакан (1901-1981). Его «возврат к Фрейду» подразумевал не буквальный перевод идей классика психоанализа (что сделал Фенихель (Otto Fenichel) в «Психоаналитической теории невроза»), а творческое их развитие, изучение функций слова как обозначающего. Лакан писал в книге «Вхождение в трансфер» (1952): «Фрейд взял на себя ответственность показать - вопреки Гесиоду, вещавшему, что болезни, ниспосылаемые Зевсом, поражают людей молчанием, - что есть болезни, которые сами "говорят", позволяя понять "говоримую" истину». Анализ состоит в прослушивании «говорящих» болезней. Получается, что бессознательное не есть вместилище инстинктов, оно привилегированное место для слова. «Бессознательное - это глава моей истории, запачканная белым и заполненная враньем, а также глава, прошедшая цензуру. Но истину можно найти, и часто она уже записана в другом месте. То есть в монументах: в этом моем теле, истерическом ядре невроза; в истерическом симптоме проступает структура языка, дешифрованная как запись. Однажды схваченную, ее без особых потерь можно разрушить. Она - в архивных документах, в детских воспоминаниях, невесть откуда взявшихся; в семантической эволюции, что соответствует словарному запасу и значениям, моему стилю и моему характеру; в традиции и даже в легендах, которые в форме заклинания передают мою историю; наконец в следе, оставляемом этой историей, несмотря на неизбежные искажения, в связках главы поддельной с главами, в которые вписано мое толкование, восстанавливающее смысл».
Стало быть, есть «говорящие» болезни. Бессознательное говорит, ибо страдает, и чем больше страдает, тем больше говорит. Задача анализа не в том, чтобы восстановить связь субъекта с реальностью, а в том, скорее, чтобы научить субъекта понять истину бессознательного. Оно говорит, но его дискурс, по мнению Лакана, не поддается дешифровке, ибо это «дискурс Другого». «Мы учим, вслед за Фрейдом, что Другой - вместилище памяти, открытое под именем бессознательного». Оно говорит, а потому структурировано как язык: «Сезам бессознательного заключается в обладании словесным эффектом, в том, чтобы быть языковой структурой».
Коль скоро Оно функционирует как структурированный язык, то именно лингвистика показывает дорогу, и «к ее роли на вершине современной антропологии нельзя оставаться равнодушным». Фрейд не знал структурной лингвистики, и все же он действовал, по мнению Лакана, как лингвист, наиболее заметное выражение такого способа разработки - в грамматической структуре снов. Механизм сна и вообще онирические (сюрреальные) продукты Лакан связывает с иероглифами.
Язык иероглифов долгое время считался потерянным языком, пока Шампольон не нашел ключ к правилам игры. То же проделал и Фрейд: он искал ключ к дешифровке снов, искал причину неврозов и разных форм безумия (где дискурс лишен предмета или, точнее, дискурс, субъект которого не говорит, он скорее проговаривается). Говорю не я, а оно. Вначале было Слово, а не Действие. Закон человека - это закон языка как означающего, к которому он постоянно прибегает.
Означающее плетет вокруг человека тончайшую сеть с самого его рождения. Невротический симптом мыслится как результат ситуации, когда означающее выталкивает из сознания субъекта означаемое. «Я мыслю там, где меня нет, и я там, где уже не мыслю». Поэтому психоанализ учит субъекта узнавать белые листы своей истории. Истина собственной истории ускользает от нас: Я и Оно разорваны. Только находя истину в бессознательном дискурсе, субъект способен «восстановить свою экзистенцию в историческом пространстве. Если психоаналитик и ведет куда-то, то к дешифровке, предполагая наличие логики в бессознательном».
Стадия зеркала
Лакановская проблематика весьма обширна: обоснование психоанализа как науки, психоанализ как лингвистика, анализ понятия бессознательного, место психоанализа в современном обществе, формирование психоаналитика, критика постфрейдизма, бихевиоризма и др. Не имея возможности останавливаться на всех этих проблемах, выберем две из них: проблему зеркальной стадии и анализ желания.
Вряд ли ребенок способен воспринимать свое тело как унитарную тотальность. Напротив, представляется, что изначальна именно тревога за распадающееся тело. Лакан при помощи образа зеркала показывает, что субъект - не непосредственный продукт ощущения, а событие, требующее опосредования образом тела.
Зеркальная стадия делится на три этапа: сначала ребенок воспринимает зеркало как нечто реальное, что он тщится понять; затем он понимает зеркало как что-то нереальное; наконец, признает зеркальный образ как собственное отражение. Так у ребенка формируется внешний образ самого себя прежде, чем образуется понятие телесной схемы. Итак, Лакан связывает основной генетический момент формирующегося Я с периодом между шестым и восемнадцатым месяцами жизни ребенка, когда с зеркальным образом он отождествляет свой собственный.
О воображаемом мало что можно сказать до того, пока оно не включено в символическую цепочку. Воображаемое приходит раньше, но первично все же символическое: именно в языковых символах совершается гуманизация или дегуманизация человеческой жизни. Человеку кажется, что символический порядок создан им, но, плененный символами, он рождается вторично. «Лакан - структуралист, - заметил Лакруа, - поскольку реальному и воображаемому мирам он противопоставляет третий - мир символов, на котором основаны и первый, и второй. То, к чему с определенностью подвел Фрейд, - это необъятность мира, в котором мы оказались и родились во второй раз, выйдя из стадии, справедливо названной infans, без слова. Универсальность этого языка (его переводимость на языки) проистекает из смысловой простоты, ибо психоаналитические символы, рожденные из встречи желания с языком, затрагивают всех, какими бы ни были множественность и формальные отличия, в родственных отношениях, в жизни и смерти».
Нужда, запрос, желание
Понятие «желание» - в центре теории Фрейда, тем не менее Лакан находит его весьма расплывчатым и потому ставит в связь с понятиями нужды и запроса Нужда - по сути физиологический факт (потребность в воздухе, воде, пище): когда цель достигнута, потребность удовлетворена. Верно также и то, что, раз войдя в сети языковых символов, мы не имеем потребности в чистом виде, ибо она уже в смеси с запросом и желанием.
Так что же такое запрос? Это «требование присутствия и отсутствия. Прежде всего - требование любви». Это обращение к Другому, и часто оно маскируется под нужду. Тот, кто не знаком с подобным маскарадом, отвечает на нужду, но не на потребность в любви. Например, ребенок просит сладкое, хотя чаще всего это потребность в любви, обращенная к матери. Умная мать откажет ребенку, но, отказывая, обнимет его с любовью и нежностью. Другая поспешно удовлетворит ребенка сластями, и не подумав проявить любовь. Но вряд ли ребенок остановится на достигнутом. Запрос любви не услышан, но нужда, по-видимому, удовлетворена. Рано или поздно нелюбимый ребенок, объевшись, оттолкнет сладкое, ибо вместо любви ему постоянно предлагают ужасный суррогат. Так развивается «ментальная анорексия» (пресыщенность, отсутствие аппетита), нередко приводящая к самоубийству. Разница между нуждой и ее физиологической сутью и запросом, цель которой - любовь, теперь очевидна. Ну а желание?
Вот герметический текст Лакана: «Желание возникает по ту сторону запроса, ибо артикулирует жизнь субъекта там, где удалены нужды. Вместе с тем оно и посюсторонне в качестве безусловного запроса, требующего присутствия или отсутствия. Желание взывает к недостаточности бытия (под тремя фигурами ничто, лежащими в основе запроса любви-ненависти, пытающейся отрицать бытие другого и неизреченного - того, что игнорируется в запросе)». В такой туманной форме философ, как представляется, хотел сказать, что желание - не потребность в любви, не нужда, которую можно насытить, это скорее желание Другого. Желание, комментирует Palmier, другого желания - быть признанным другим в подлинности своего желания.
Последние годы жизни Лакан не скрывал глубочайшего пессимизма. «Человек раздавлен условиями своего существования. Рецептов примирения никаких нет». На что надеяться? Абсолютно не на что, надежды - никакой. «По крайней мере, у меня ее нет». Впрочем, небезынтересно заметить, что незадолго до смерти философ признавался, что проиграл самый важный поединок - с католической церковью. «Стабильность религии проистекает из факта, что смысл всегда религиозен... Религия придумана, чтобы лечить людей, точнее, она выдумана из неспособности понять, что же в жизни не так». «Смысл» всегда религиозен, поэтому психоанализ, вскрывающий бессознательное, чтобы констатировать утрату смысла растерзанным Я, не может не проигрывать религии.