Приглашаем посетить сайт
ЛИБЕРТИНЫ
Либертины (либертены)
(от лат. libertinus - вольноотпущенный, освобожденный, свободный)
понятие, обозначающее особую социальную группу, представители которой демонстрировали свободу от норм католической и протестантской церквей в своем художественном и философском творчестве, политических выступлениях, повседневном общении. Понятия либертины и либерти- наж восходят к Ж. Кальвину, который употреблял их по отношению к своим противникам, проявлявшим, как ему представлялось, недопустимое вольномыслие. В европейской литературе XVII и XVIII вв. в категориях л ибертинажа оценивались антиклерикальные поэтические и прозаические произведения Т. де Вийо и С. Сирано де Бержерака, плутовской роман Шарля Сореля «Комическое жизнеописание Фран- сиона», басни Ф. Лафонтена, отдельные пьесы Ж. Б. Мольера. Характерным образцом философии ли- бертинажа может служить диалог между Дон Жуаном и его слугой Сганарелем из пьесы Мольера «Дон Жуан»:
«Сганарель: Хотелось бы мне выведать ваши мысли. Неужели вы совсем не верите в небо?
Дон Жуан: Оставим это.
Сганарель: Стало быть, не верите. А в ад?
ДонЖуан: Э!
Сганарель: То же самое. А в дьявола, скажите пожалуйста?
Дон Жуан: Вот-Вот.
Сганарель: Тоже, значит, не особенно. Ну, а в будущую жизнь хоть сколько-нибудь верите?
Дон Жуан: Ха-ха!..
Сганарель: ... Однако нужно же во что- нибудь верить. Во что вы верите?
Дон Жуан: Во что я верю?
Сганарель: Да.
Дон Жуан: Я верю, Сганарель, что дважды два - четыре, а дважды четыре - восемь» (Мольер Ж. Б. Комедии. - М., 1983. - С. 145).
В канун Великой Французской революции и в последующие годы эстафету антирелигиозного вольномыслия восприняли либертины из произведений П. А. Ф. Шодерло де Лакло («Опасные связи», 1782) и маркиза де Сада. В искусстве рококо эстетика либертинажа приняла вид эстетики панэротзма. Будучи вся пронизана гедонизмом, культура рококо ставила из всех возможных и доступных человеку наслаждений те, что непосредственно связаны с сексуальностью. Богами, которым охотно поклонялся и служил человек рококо, были Эрос и Венера. Литература и живопись были переполнены разнообразными сюжетами и сценами эротического характера: от легкого флирта, как в «Капризнице» А. Ватто, до откровенного, низменного и преступного разврата, как в романе де Сада «120 дней Содома». Объединяло все эти произведения то, что в них любовь оказалась сведена к элементарному сексуальному влечению. Там, где либидо было оранжировано причудливым эстетическим декором, нормами аристократической куртуазности и театрализованной галантности, перед зрителем являлись, хотя и незамысловатые, но приятные для глаз эро- тические сцены. В них являласьсама суть стиля рококо, где форма оказывалась изящной, изящество становилось капризным, каприз окрашивался эротизмом, а эротика вносила в эстетику искусственной галантности начало естественного жизнелюбия. В результате произведения искусства представали перед зрителем или читателем не как манифесты эстетических пространств, замкнутых условностями аристократического эстетизма, но как картины жизни «искусственного» человека, остающегося, несмотря ни на что, «естественным», то есть внемлющим могучему зову «живой жизни», не позволяющему иссякнуть способности людей к любви. На фоне банальной и рутинной повседневности, в свете тягостной социальной нормативности мир рококо представал как гедогнис- тическая утопия. Это был «воспеваемый в стихах и прозе, изображенный на картинах и гравюрах некий "остров любви", где царят шаловливое безделье и сладострастная лень, милая шутка и тонкий флирт, где вечны праздники и забавы, где очаровательна вечно весенняя природа, сини небеса, ласково солнце, свежи и благоуханны травы и цветы, где мужчины изобретательны и неутомимы в любви, а женщины прекрасны, нежны и наивно распутны» (Михайлов А. Д. Роман Кребийона-сына и литературные проблемы Рококо // Кребийон-сын. Заблуждения сердца и ума. - М., 1974. - С. 302).
Особое место в культуре либертинов занимала эстетика страсти. Для авантюрно-эротического искусства особо ценной являлась способность страсти заставить личность действовать вопреки доводам рассудка и логики, ее свойство драматизировать человеческое существование, придавать ему положительный или негативный смысл, наполнять жизнь возвышенным духовным содержанием или же, напротив, опустошать ее. Несмотря на то что существуют различные виды и формы страсти, для искусства либертинов излюбленной темой являлось изображение любовных страстей и сопутствующих им психологических, моральных, социальных коллизий. Так, в романе аббата А. Ф. Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско», любовная страсть предстает как демоническая сила или некий рок, увлекающий главного героя со стези добродетели в объятия обольстительной куртизанки и одновременно в пучину опасных приключений. По словам автора, он изложил историю, которая являет собой «злосчастный пример власти страстей над человеком». В преамбуле романа Прево задается вопросом, отчего люди, ясно сознающие важность и необходимость добродетельного поведения, так легко и быстро оказываются в бездне нравственного падения. «Размышляя о нравственных правилах, - пишет он, - нельзя не дивиться, видя, как люди в одно и то же время и уважают их, и пренебрегают ими; задаешься вопросом, в чем причина того странного свойства человеческого сердца, что, увлекаясь идеями добра и совершенства, оно на деле удаляется от них». По мнению Прево, противоречия между высокими идеями и низким поведением имеют место потому, что нравственные правила являются лишь весьма общими и неопределенными принципами, которые трудно бывает применить к конкретным ситуациям, характерам и поступкам. Но самое главное препятствие на пути добродетели заключается в неспособности человека владеть собой, управлять своими страстями. И потому они властвуют над ним, толкают его на безумства и преступления, превращают в игрушку злых сил.
В немецком романтизме конца XVIII - начала XIX вв. эстетика либертинажа не имела столь ярко выраженной эротической окрашенности, как у французов. В ней лре- обладал дух метафизической умозрительности и романтизированной мистики. Это хорошо видно на примере творчества немецкого писателя и философа Жана-Поля Рихтера и его поэмы в прозе «Речь мертвого Христа с вершины мирозданья о том, что Бога нет», которая вошла составной частью в его роман «Зибенкез». Один из героев романа видит сон, в котором он оказывается на кладбище. Но это не физически воспринимаемое место для усопших, а метафизическая ирреальность, где тени мертвых совершают свое, особое богослужение и с ними говорит мертвый Христос. Перед присутствующими раздвигаются стены кладбищенской церкви и открывается зрелище всего мироздания. Оно представляет собой бездну, зияющую черной пустотой, в которой нет и намека на присутствие Бога. Об этой же богооставленности мира свидетельствует и Христос: «Я прошел через миры, вступал на солнце, летал через млечные пути в небе... Но Бога нет. Спускался вниз... всматривался в земные недра и взывал: «Отец, где ты?» Но я слышал лишь ураган, которым никто не управлял, и видел сверкающую радугу на западе, которая стояла без солнца... И когда я поднял взор к бесконечному миру, ища Божественного ока, оно остановилось на мне пустой дырой; и Вечность лежала в хаосе...» Таким мир предстает в глазах, конечно же, не Христа, а героя романа, в чьем сердце обосновалась дерзкая и безумная уверенность атеиста-либертина.