Приглашаем посетить сайт

Бунин (bunin-lit.ru)

Эстетика. Энциклопедический словарь
ДОСТОЕВСКИЙ, ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ

В начало словаря

По первой букве
А Б В Г Д Ж И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ч Ш Э Я

ДОСТОЕВСКИЙ, ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ

ДОСТОЕВСКИЙ, Федор Михайлович (1821-1881)

Великий русский писатель-мыслитель не скрывал глубокой противоречивости своего личного религиозного опыта и неоднократно признавался, что на протяжении всей жизни мучился вопросом о существовании Бога и что чем больше его разум приводил доводов «против», тем сильнее была в его сердце жажда веры. В русле этой важнейшей коллизии его внутренней жизни сложился замысел романной эпопеи «Атеизм». Ее протагонист, выступавший художественным alter ego автора, должен был пройти через горнило тех же сомнений. В 1869 г. Достоевский в письме А. Н. Майкову писал, что жизнь главного героя задуманного романа предстанет как история борения с собой, история падения и воскрешения, а сам он будет напоминать вольтеровского Кандида с той существенной разницей, что его странствия станут совершаться преимущественно в сфере духа. Эпопея должна была стать грандиозной русской теодицеей. Позднее идея «Атеизма» трансформировалась в замысел сверхромана «Житие великого грешника», частичными воплощениями которой стали романы «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы», в содержании которых важное место заняли «настоящие русские вопросы» о существовании Бога и бессмертии души.

С наибольшей полнотой религиозные воззрения писателя предстали в его последнем романе «Братья Карамазовы» (1880) и, в частности, в его проблемном «эпицентре» - поэме «Великий инквизитор». Имея самостоятельное религиозно-философское значение, она привлекла к себе внимание многих крупных русских мыслителей.

Поэма являет собой грандиозную панораму культурно-исторических символов власти, уводящих из XIX в. в ретроспективу XVI в. и в перспективу XX в. В центре ее три фигуры - Иисус Христос, испанский кардинал и Дух зла. Одна из ее ведущих тем - тема власти, поворачивающаяся к читателю на протяжении поэмы различными гранями и принимающая вид проблем права на власть, искушения властью, соблазна абсолютной, деспотической властью, цены за власть, которую платят господствующие и подчиняющиеся.

Символы, в которые облачены все эти проблемы, представляют собой «сгустки» множества культурно-исторических, религиозно-нравственных, философско-политических смыслов, позволяющих каждой новой эпохе находить и узнавать в них свои собственные реалии. Многое в поэме выглядит как некая тайнопись, требующая расшифровки. На фоне опознанных смыслов остается гораздо больше смыслов неопознанных, «неизреченных», не поддающихся пока еще прочтению и социокультурной атрибуции. За ними видится беспредельность глубинной памяти человеческого рода, откуда ничто никогда и никуда не исчезает и откуда временами всплывают новые острова и материки общего внутреннего опыта, рождая новые возможности для понимания того, что до этого пребывало во тьме.

Каждая из трех главных фигур поэмы символизирует определенную грань проблемы абсолютной власти: дьявол - метафизический символ соблазна, искушения абсолютной властью; Великий инквизитор - антропологический символ персонифицированной абсолютной власти; Христос - символ высших метафизических, религиозных, этических начал, противодействующих укоренению земных форм абсолютной власти.

Предметом столкновения протагонистов поэмы выступает антиномия, в которой тезис гласит: «Абсолютная власть над людьми допустима», а антитезис утверждает: «Абсолютная власть человека над другими людьми недопустима». Обе идеи сталкиваются между собой в сознании тех, кто властвует, и тех, кто вынужден подчиняться. За тех и других борются две метафизические силы - Бог и дьявол. Сам Великий инквизитор был ареной их борьбы: начинавший когда-то свой путь как истово верующий вдело Христа, он был искушаем Духом зла и, не устояв, соскользнул на стезю безмерного властолюбия, позволив метафизическому злу принять в нем антропологические формы, а затем трансформироваться в зло социальное.

Абсолютная власть, персонифицированная в личности кардинала, обнаруживает несколько важных особенностей. Во-первых, это власть, не знающая ни религиозных, ни нравственных, ни правовых ограничений. Ее обладатели, узурпировавшие право на произвол, уверены, что им все позволено. Им представляется, что если пожелать, то можно даже повторно казнить воскресшего Христа и заставить людей, которые вчера еще падали перед ним ниц, подгребать угли к костру Сына Божьего. Во-вторых, это власть, постоянно совершающая коварные подмены: она является злом в маске добра, врагом, надевшим личину радетеля. В Великом инквизиторе оживает евангельский «человек беззакония», который выступает здесь в маске блюстителя закона.

Другая подмена - это стремление изображать свободу как бремя, непосильное для масс. Подобная позиция позволяет обладателям деспотической власти считать людей слабыми и порочными существами, которых можно только силою и устрашением вести по пути законопослушания.

Третья особенность - абсолютная власть носит сугубо отрицательный, демонический характер и потому она более разрушает, чем созидает, производя наибольшие разрушения в сфере человеческого духа, в его ментальных, этических и экзистенциальных структурах. Соблазн абсолютной властью исходит из области индивидуального «подполья», т. е. из тех глубинных сфер человеческой психики, которые сообщаются с темной метафизической реальностью, обиталищем ночной души и крутящихся вокруг нее «бесов» зла и насилия. Именно эти «бесы» сообщают кратическим мотивам демонический, богоборческий характер, заставляют человека посягать на авторитет Бога и пытаться присвоить себе его властные функции. Стремление к абсолютной власти - это проявление человеческой гордыни, осмелившейся вообразить, что мир пуст и погружен в безначалие. Одновременно это свидетельство ограниченности человеческого рассудка, бесцеремонно пытающегося присвоить себе не принадлежащие ему права.

Даже Христа дьявол пытался искусить соблазном абсолютной власти, предлагая обратить камни в хлеб, чтобы благодарное человечество двинулось за чудотворцем. Для Духа зла основные средства, ведущие к вершине абсолютной власти, - это чудо, тайна и авторитет. Они же - ее символы, из которых складывается харизма абсолютного властелина. Но Христос отверг путь чуда, ответив, что не хлебом единым жив человек. Его ответ предполагал, что каждому надлежит свободно принимать решение о том, следовать ли за Сыном Божьим или нет, а не руководствоваться страхом, будто может оскудеть рука дающего.

Но если Христос отказался от абсолютной власти, предлагаемой дьяволом, то человеку устоять перед ее соблазнами крайне трудно. Далеко не всякому доступно понимание ее иллюзорности. Взятая сама по себе, кратическая мотивация не содержит ничего дурного и способна в известных пределах способствовать социальному самоутверждению личности, препятствовать ее превращению в подобие социальной медузы.

Шекспировский Гамлет говорил: «Поместите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя покорителем Вселенной». Но так рассуждать мог только человек, не обладающий сильной кратической мотивацией. Великий же инквизитор ею обладал и, кроме того, ему была присуща еще одна черта, под влиянием которой кратическая мотивация обрела злокачественный характер: это коренное свойство человеческой природы - склонность к забвению меры, проявляющаяся повсеместно - в удовольствиях, пороках, страстях, притязаниях и т. д. Пренебрежение мерой в кратических притязаниях определяет путь, которым движется Великий инквизитор, готовый во имя абсолютной власти над людьми уничтожить любое препятствие, возникшее перед ним, даже если это сам воскресший Христос.

В поэме Христос выступает в роли правозащитника, стоящего на стороне тех, кто отдал свою свободу и вынужден жить в страхе перед карающей десницей земного бога. На противоположном полюсе абсолютной власти оказалось абсолютное бесправие, нуждающееся в защите. Но Христос - своеобразный правозащитник: он не произносит ни единого слова и на все выпады Великого инквизитора отвечает молчанием. И его молчание символично: это символ «умершего» для Европы Бога. И поскольку Бог «мертв» для кардинала, то и Христос для него безгласен. Однако эта «фигура умолчания» семантически амбивалентна. Для Великого инквизитора это символ недейственности абсолютных запретов, символ того, что власть свободна от них, что для нее не существует никаких препятствий.

Иной смысл этого символа заключается в том, что трансцендентный мир, из которого явился Христос, не спешит выговориться. За выжидательным молчанием Сына Божьего - уверенность, что последнее слово все же останется за ним. Сквозь кратическую проблематику поэмы просвечивает мысль о том, что над земными государствами властвуют не люди, даже если они - единоличные правители, наделенные неограниченной властью, а высшая трансцендентная сила - Бог. Только Его власть действительно абсолютна. Попытки же любого из земных субъектов, будь то государство или церковь, монарх или первосвященник, присвоить себе абсолютную власть обречены. И в этом поэма перекликается с ветхозаветной книгой пророка Даниила.

Лит.: Библия и русская литература. Хрестоматия. - СПб., 1995. Голенищев-Кутузов И. Н. Творчество Данте и мировая культура. - М., 1971; Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении. - М., 1996: Мень А. Культура и духовное возрождение. - М.: Искусство, 1992: Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество. - Париж, 1980; О Великом инквизитора: Достоевский и последующие. -М., 1991; Сальвестрони С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского. - СПб., 2001: Соловьев Е. А. Мильтон, его жизнь и литературная деятельность. - СПб., 1894: Фрай Н. Критическим путем. Великий код: Библия и литература //Вопросы литературы. 1991. №9/10; Штейнберг А.З. Система свободы Достоевского. - Париж, 1980:

В начало словаря