Приглашаем посетить сайт
ЭСТЕТИКА МИСТИЧЕСКОГО
Эстетика мистического (греч. mystika - таинство)
совокупность представлений и художественных приемов, посредством которых творческое сознание вводит в создаваемое им произведение искусства образы, свидетельствующие о существовании сверхчувственной, мистической реальности. Искусство в процессе своего развития обнаружило способность изображать не только видимое, но и находящееся за пределами чувственного восприятия. Время от времени появлялись художники, способные создавать произведения в жанре «сквозящего реализма», проникающие сквозь внешнее и очевидное в запредельные сферы и тайные смыслы бытия, усматривающие «за реальным реальнейшее». Художник-мистик как правило глубоко убежден в существовании за предельного мира. В исследовании А. Швейцера «Мистика апостола Павла» дается следующее определение личности мистика и самой мистики: «Мистиками называют тех, кто на границу между земным и сверхземным, между временным и вечным смотрят как на уже преодоленную и, оставаясь пока еще внешне среди земного и временного, ощущают свою принадлежность к сверхземному и вечному. Мистика может быть как примитивной, так и высокоразвитой. Примитивной можно назвать мистику, которая еще не поднялась до представления об универсуме и не вышла за пределы наивных воззрений на земное и сверхземное, временное и вечное... Когда же человек приходит к представлению об универсуме и размышляет о своем отношении к всеобщности бытия и к бытию самому по себе, мистика становится более широкой, углубляется и очищается. Вхождение в сверхземное и вечное осуществляется теперь актом мышления. В этом акте человек, ставший личностью, поднимается над обманом чувств, внушающих ему, что в этой жизни он находится в рабстве у земного и временного. Он достигает способности различать видимость от истинной реальности и может отныне понимать материальное как форму проявления духовного. Он прозревает вечное в преходящем. Познавая единство всех вещей в Боге, в бытии как таковом, он выходит из беспокойного потока становления и распада в мир вневременного бытия и ощущает себя пребывающим в Боге, вечным в каждый момент времени. Эта интеллектуальная мистика является общечеловеческим достоянием. Она возникает всюду, где мысль делает предельные усилия, чтобы понять и выразить отношение личности к универсуму. Ее можно найти у брахманов и Будды, у Платона и стоиков, у Спинозы, Шопенгауэра, Гегеля... Однако какую бы окраску не принимала интеллектуальная мистика, она занята все гда одним и тем же бытием в его последней, наибольшей реальности» (Швейцер А. Жизньи мысли. - М., 1996. - С. 186-187).
Поэтами-мистиками были Данте, Т. Тассо, Дж. Мильтон, У. Вордворт, У. Блейк, М. Лермонтов, Ф. Тютчев, А. Белый, А. Блок, Д. Андреев. Мистическим даром обладали П. Кальдерон, Э. Т. А. Гофман, Н. Гоголь, Ф. Достоевский. Художник-мистик, в отличие от художника-натуралиста, черпает впечатления для своего творчества не только из внешнего мира, но и в значительной степени из глубин своего мистического опыта. Существовали и живописцы-мистики, самыми яркими из которых следует признать нидерландцаев Иеронимуса Босха, Питера Брейгеля Старшего и испанцев Эль Греко, Франсиско Гойю и Сальвадора Дали. Мистическое начало присутствует в отдельных произведениях великих мастеров, чье творчество в целом нельзя назвать мистическим. Сюда следует отнести гравюру А. Дюрера «Меланхолия», ватиканскую фреску Микеланджело «Страшный суд», картину Л. Бакста «Древний ужас» и др.
Глубоко мистический характер носит византийская и древнерусская иконопись. Каждая икона - это свидетельство существования таинственной, сверхфизической реальности. П. А. Флоренский, считавший икону фактом Божественной действительности, писал: «Икона может быть мастерства высокого и невысокого, но в основе ее непременно лежит подлинное восприятие потустороннего, подлинный духовный опыт. Этот опыт может быть впервые закреплен в данной иконе, так, что она есть впервые возвещаемое откровение бывшего опыта. Такую, как говорят, первоявленную или первообразную икону рассматривают как первоисточник: она соответствует подлинной рукописи поведавшего о бывшем ему откровении. А могут быть и копии этой иконы, более или менее точно воспроизводящие ее формы. Но духовное содержание их - не новое какое-либо по сравнению с подлинником и не «такое же», как у подлинника, но то же самое, хотя, быть может, и показываемое чрез тусклые покровы и мутные среды» (П. А. Флоренский. Иконостас. - М., 2001. - С. 62).
Примером движения художника навстречу миру мистического может служить Н. В. Гоголь. После того как он миновал 30-летний рубеж, в его духовном «я», отношении к жизни и творчеству стали происходить серьезные изменения. К середине 1840-х, как о том свидетельствуют «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847), в его душе доминировало уже не художественное, а религиозно-мистическое начало. Отчетливо обозначилось то, что в прежних произведениях писателя лишь было намечено, - это страх как умонастроение, грозящее поглотить все его духовное существо. Его страшит настоящее, но еще больший страх внушает будущее, и он прячется в преждевременную смерть как в убежище. И в этом отношении в судьбе Гоголя оказывается немало сходных черт с судьбой другого писателя-мистика - Франца Кафки, которому удалось создать свой мистический мир с господствующими в нем силами метафизического зла. Таков мир романа «Процесс», где царит некий таинственный суд, неофициальный, но чрезвычайно могущественный, перед которым все бессильны. Насилие мистифицировано в нем до такой степени, что все происходящее с героями кажется читателю погруженным в какой-то густой туман, где потерялись причинные связи, исчезли какие бы то ни было закономерности, а осталось лишь ощущение непостижимости происходящего. Любые попытки сопротивления мистическому злу не дают результатов. Истинный смысл фантасмагорической судебной системы в том, чтобы создавать атмосферу страха. Кафка не говорит о том, что народами правит злая воля политических узурпаторов и злодеев. В его романах зло анонимно, а своими масштабами и неодолимой силой напоминает Мировую волю Шопенгауэра. Вселенная Кафки подобна вселенной Босха; она оставлена Богом на произвол судьбы. В отсутствии благой силы она оказалась во власти зла, и человек, пребывающий внутри безблаго- датного мира, ничем не защищен. Зло разлилось по всему пространству, насилием пропитан каждый атом социальности, сам воздух «пахнет смертью». И ни вне, ни внутри человека нет места ни утешению, ни надежде, ни спасению.
В живописи начала XX в. эти особенности безблагодатного миросозерцания с предельной наглядностью передает кубизм П. Пикассо и Ж. Брака. Стремясь к передаче объемов, изображая реальность при помощи образов простых геометрических тел - кубов, цилиндров, пирамид и т. п., художники-кубисты как бы рассекали целостный мир на множество разрозненных фрагментов. Взгляд художника словно проходит сквозь плоскости и поверхности, режет и сечет их. В результате возникает впечатление, описанное поэтом Б. Пастернаком:
Перегородок тонкоребрость
Пройду насквозь, пройду, как свет.
Пройду, как образ входит в образ
И как предмет сечет предмет.
В восприятии такого рода мироздание словно рассыпалось и превращалось в подобие разбитого зеркала. С. Н. Булгаков, посетившийв 1914 г. выставку картин молодого П. Пикассо из галереи Щукина, признавался, что, рассматривая работы европейского художника, невольно думал о творчестве своего соотечественника Ф. М. Достоевского. В работах Пикассо он как бы воочию увидел образ мрачного «подполья», зрелище распада человеческого духа, атмосферу муки и мрака. Там же у философа возникло предположение, что если бы герой романа «Бесы» Николай Ставрогин писал картины, то из-под его кисти наверняка родились бы образы, напоминающие карти- ны Пикассо, поскольку персонаж Достоевского видел метафизический мир своим внутренним взором приблизительно таким же. Булгаков назвал стиль художника непросветленным, ночным, демоническим. Ему представлялось, что от этих картин исходит мистическая сила дьявольской духовности, и что они производят впечатление каких-то «черных икон», опаленных адским пламенем. Зрителя захватывает атмосфера мистерийной жути, а сознание заволакивается удушьем могилы. Заглянув в запредельный мир метафизики зла, Пикассо обнаружил, что за материальными покровами человеческих тел кроются демонические сущности, пронизанные «злобой и геометрией». И Булгаков вопрошает: «Какой же ад должен носить в душе сам художник?» Его кисть, напоенная ядом, создает ощущение повсеместного присутствия духа зла. Такое творчество лишает как художника, так и зрителя возможности ощущать присутствие Бога в мире.
◘ Лит.: Лодыженский М. В. Мистическая трилогия: Сверхсознание. Свет незримый. Темная сила. - СПб., 1992; Мережковский Д. С. Гоголь и черт // Он же. В тихом омуте. - М., 1991; Швейцер А. Мистика апостола Павла //Он же. Жизнь и мысли. - М.: Республика, 1996.