Приглашаем посетить сайт
РЕЛИГИОЗНО-ЭСТЕТИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ
Религиозно-эстетическое сознание - двояко ориентированная духовная активность, заключающаяся в предрасположенности религиозного сознания к оперированию эстетическими критериями и во встречной готовности эстетического сознания руководствоваться ценностно-нормативными ориентирами религиозного характера. История художественной культуры знает несколько пар ключевых антитез, которые создавали внутреннее напряжение в эстетическом сознании, а энергичное противодействие составляющих их оппозиций обусловливало динамику развития искусства. В их ряду важное место занимает антитеза религиозности и безрелигиоз- ности. Сложившаяся в полномасштабную оппозицию в новое время и предельно обострившаяся с наступлением эпохи модерна, т. е. приблизительно с второй половины XIX в., она продолжает и по сей день сохранять свою актуальность. Суть данной оппозиции втом, что художественно-эстетическое сознание либо вбирает в себя религиозный опыт в качестве необходимого условия творческой деятельности, либо отвергает его. Тезис утверждает: «Искусству необходим религиозный опыт». Антитезис возражает: «Искусство не нуждается в религиозном опыте». Обе позиции имеют своих апологетов. На стороне тезиса абсолютное большинство русских религиозных мыслителей серебряного века, а также их преемники, составившие плеяду теоретиков, относимых сегодня к «русскому зарубежью». Это Н. А. Бердяев, утверждавший: «Последние глубины всякого подлинного искусства - религиозны. Искусство религиозно в глубине самого художественного творческого акта» (Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. - М., 1989. - С. 458). Это В. В. Вейдле (1895- 1979), писавший: «Художественный опыт есть в самой своей глубине опыт религиозный, потому что мир, где живет искусство, до конца прозрачен только для религии» (Вейдле В. В. Умирание искусства. - СПб., 1996. - С. 158). Этой позиции противостоит идеология атеизма-материализма,отрицающая сакральную реальность как таковую и не признающая за ней права занимать легитимное место ни водной из сфер художественно-эстетического мира.
Крупнейший русско-американский социолог XX в. Сорокин П. А. придал данной антитезе диахронический динамизм и представил ее в виде двух типов культурного сознания - религиозного и секуляризованного. Так, для классического религиозно эстетического сознания характерны следующие миросозерцательные установочные принципы, сквозь призму которых оно взирает на реальность и творчески воссоздает ее:
мистицизм,
идеализм,
этернализм, т. е. ориентация на вечность,
индетерминизм,
реализм как противоположность номинализма, т. е. уверенность в самостоятельном бытии универсальных первоначал,
этика, ориентирующаяся на абсолютные принципы,
ориентация на Священное Писание как на высший образец литературы.
Секулярное эстетическое сознание пребывает во власти иных мировоззренческих установок:
эмпиризм,
реализм,
темпорализм, т. е. ориентация на временное, преходящее,
детерминизм,
номинализм,
чувственная этика гедонизма, утилитаризма,
ориентация литературы на натуралистическое изображение жизненных реалий.
Первый тип сознания Сорокин назвал идеациональным, а второй - визуальным или чувственным. «Один - "трансцендентен", другой - "эмпиричен" и "наивно романтичен". Один живет в сверхчувственном мире Бытия, другой - в чувственном мире Становления. Один символичен в своем стремлении изобразить "видимые знаки невидимого мира", другой - "импрессионистичен" и "иллюзорен". Один - статичен, потому что мир Бытия неизменен и всегда остается равным самому себе, как Идея Платона, Бог верующего или же Последняя Реальность философа. Другой по своей природе динамичен, потому что его чувственный мир беспрерывно изменяется» (Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика. - СПб., 2000. - С. 113).
Предложенная Сорокиными характеристика религиозно-эстетического сознания в полной мере относится к субъектам западной культуры эпохи классики. Что же касается эпохи модерна, то там, начиная с середины XIX в., действуют уже иные принципы. Если говорить о российской культуре и ее создателях, то их эстетическое сознание, взятое в «чистом» виде, в отвлечении от идеологического прессинга, есть в своей основе религиозное, христианское сознание. С. Л. Франк усматривал в русском сознании, мировоззрении, а также в русской культуре, русском искусстве как их прямом проявлении глубинную религиозность: «Русскому духу присуще стремление к целостности, к всеохватывающей и конкретной тотальности, к последней и высшей ценности и основе; благодаря такому стремлению русское мышление и духовная жизнь религиозны не только по своей внутренней сути (ибо можно утверждать, что таковым является всякое творчество), но религиозность перетекает и проникает также во все внешние сферы духовной жизни. Русский дух, так сказать, насквозь религиозен».
Религиозно-эстетическое сознание эпохи модерна - это система мировоззренческих принципов и творческих установок, доминировавших в западной культуре в течение последних полутора столетий. Эпоха модерна предстала в качестве последнего акта великой исторической мистерии - истории раскола между Богом и человеком. Этот раскол достиг своего предела, когда человеку, вообразившему, что Бог «мертв», уже не доставало фантазии измыслить еще что-либо сверх этого. Эпоха откровенного бунта эстетического сознания против классических картин мира и культуры - нату- роцентризма, теоцентризма, антропоцентризма, социоцентризма, против классической антропологии сопровождалась превращением личного и государственного безбожия в норму.
Модерн - это эстетика соблазна, вставшая на путь бесчисленных повторений одного и того же экзистенциального эксперимента: вообразить, каким будет мир без Бога и без Христа. Художественно-эстетическое сознание производит книги, картины, спектакли, в которых растиражированы герои, живущие так, как будто Иисус Христос никогда не существовал и не было почти двух тысячелетий истории христианской цивилизации. Незаметнодля себя человек оказался жертвой собственного разыгравшегося эстетического и метафизического воображения. Презревшее многие культурные нормы и священные запреты, оно двинулось по пути вседозволенности. В результате оказалось, что можно вообразить даже мертвого Бога. Так возникает один из центральных жанров эстетики модерна - жанр теоморта, где в отличие от натюрморта изображается не «мертвая природа», а то, что является свидетельством «смерти Бога». Эти акты эстетического террора, метафизического вандализма совершались несмотря на то, что Бог онтологически бессмертен и неуязвим. Он не может умереть, но Его можно убить в самом себе. И эстетическое сознание модерна «убивает» Бога внутри своего культурного мира, обрекая его на сиротство. Начиная с Великого инквизитора Достоевского и вплоть до Жана Батиста Гренуя и «Парфюмера» П. Зюскинда искусство тиражирует множество «маленьких противо- богов», «маленьких антихристов», пытаясь доказать что совсем не трудно быть Богом. Великий и непреодоленный соблазн модерна заключался в показе того, что на месте, которое должен занимать Бог, могло бы оказаться любое ничтожество, для которого не существует религиозно-нравственных ограничений. Эстетика модерна устремляет все творческие способности культурного сознания не на преодоление бесчисленных искушений, как это делала классическая культура, а на внешне индифферентное, а по сути негативистски ориентированное изображение человека, не имеющего иммунитета против демонических соблазнов бунта и вседозволенности во всех сферах искусства и жизни.
Движущей силой этих богоборческих устремлений послужил фактор, обозначаемый антропологической аксиомой, согласно которой все, что антропологически возможно и доступно, люди непременно, рано или поздно, попытаются проделать. Склонный к соблазну в силу поврежденности своей антропологической природы, человек был обречен нормативно-ценностного «дна», где уже не было ни норм, ни ценностей. Если подобное «дно» существует, то человеку с его поврежденной первородным грехом природой невозможно преодолеть искушение и не побывать там. Последние полтора века истории искусства и всей культуры создали для этого необходимые предпосылки, и потому вся эстетическая мистерия модернизма превратилась, по сути, в многоактную драму под названием «На дне».
Модерн - самая бесславная эпоха в истории христианского мира, его культуры, искусства, эстетики. Он создал художественную культуру, внутри которой Бог был «мертв», а дьявол здравствовал. Эстетику теодицеи сменила эстетика дьяволодицеи. А перед христианским сознанием возникла грозная тень еще одного искушения: при виде бесчисленных зрелищ, подчиненных темной эстетике откровенного сатанизма, оно невольно начинало думать о слабостях правовых государств и об очистительной силе костров святой инквизиции. Как говорили древние: «Что не излечивается словом и лекарством, исцеляется огнем и железом». Впрочем, истинно христианский дух не станет спешить с сжиганием плевел и сора, ибо сказано: «Мне отмщение и Аз воздам». Бог сам воздаст каждому и уже воздает. Современное сознание далеко не всегда понимает, что модерн - это еще и эпоха великого возмездия за все безумные попытки покушений на Бога, за секуляризованную культуру и модернистскую вседозволенность.
И все же, несмотря на весь свой негативизм и демонизм, модерн не бесплоден. Его опыт имеет определенную, хотя и достаточно сумрачную, ценность. Это опыт духовной жизни без Христа, опыт совершения тяжких религиозно-нравственных преступлений. Он негативен и не облегчает, а отягощает человеческое существование. Его воздействие на христианское сознание деструктивно, но не смертельно. Оно похоже на то воздействие, которое произвела личность Иуды на Христа и апостолов. Иуда не изменил направление того пути, по которому шел Иисус, не поколебал веры апостолов. Модернизм, предавший Бога и Христа, умер столь же бесславно, как и предатель Иуда. А возникновение явившегося ему на смену постмодерна ознаменовалось криком новорожденного: «Господи, верую! Помоги моему неверию!»
◘ Лит.: Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М., 2001.